В будний день, понедельник 17-го, в подмосковном Переделкине было не протолкнуться.
Люди отстояли многочасовую службу, которую провел патриарх всея Руси Кирилл в новом, лишь год как освященном соборном храме святого благоверного князя Игоря Черниговского.
А сегодня после службы перед вратами храма состоялось открытие и освящение двух памятников — святому благоверному князю Игорю Черниговскому и святителю Филиппу (Колычеву), митрополиту Московскому и всея Руси. Две мощные бронзовые фигуры, изваянные молодым скульптором Кареном Саркисовым, призваны явить православным стойкость и силу духа.
Жили эти персонажи в разное время: Игорь Ольгович Киевский и Черниговский — в XII веке, а митрополит Филипп — при Иване Грозном. И характеры имели непохожие.
Игорь Ольгович, как поведал нам патриарх Кирилл, был человеком мягким, никаким не политиком, не хотел братоубийственной войны — а в то время брат шел на брата в буквальном смысле, поскольку претенденты на киевское княжение из Ольговичей и Мстиславовичей приходились друг другу родственниками. Княжил всего-то две недели, затем был посажен в поруб — холодный сруб без окон и дверей, — откуда человека можно освободить только с помощью топора, где и должен был сгинуть. Был на волосок от гибели, но его вырубили, и он остался иноком монастыря. Однако это спасение было недолгим: уже через год Киевское вече казнило его жесточайшим образом, отдав на растерзание разъяренной толпе горожан — ученые склонны считать, что таким образом «кияне вси» пытались навсегда пресечь род Ольговичей.
Рассказ об убиении Игоря и его леденящую кровь предсмертную молитву мы находим в Ипатьевской летописи, одном из древнейших русских летописных сводов и важнейших документальных источников по истории Древней Руси.
И нам понятно, почему сегодня церковь причисляет его не к князьям-инокам, а к князьям-страстотерпцам и чтит не монашеским, а мирским именем.
Наши представления о митрополите Филиппе имеют куда более современную основу благодаря фильму Павла Лунгина «Царь», где митрополита сыграл сам Олег Янковский. Но, как это бывает всегда, когда личность актера столь велика, созданный им полнокровный образ глубоко западает в душу и вытесняет любые другие ассоциации, которые могло бы породить наше собственное воображение при чтении первоисточников.
Первое впечатление от явленных миру изваяний и внешности их счастливого автора, который откровенно светился то у одного, то у другого, невольно напомнило мне, что позирование самому себе — это самый проверенный способ всех скульпто-ров всех времен и народов.
А маэстро Иван Мартос, изваявший первый в Москве памятник — гражданину Минину и князю Пожарскому, как известно, использовал в качестве моделей своих сыновей. Для проверки гипотезы спросила Карена, позировал ли кто-нибудь для этих скульптур. Он ответил, что эскизов пришлось делать много и что действительно, бывало, и сам облачался в рясу и рисовал с себя.
Да и памятник Минину и Пожарскому мне вспомнился совсем не случайно: две фигуры работы Саркисова тоже выполнены в классической традиции, которую Карен считает в своем творчестве главенствующей и не приемлет эквилибристических изысков.
А игоревский храм в Переделкине своими веселыми резными куполами откровенно рифмуется с собором Василия Блаженного.
Скульптора князя Киевского и Черниговского — не первая для Саркисова. Первый памятник этому князю-мученику установлен год назад в центре Чернигова, где двухметровая бронзовая скульптура сидит. И место для него было выбрано неслучайно, ведь с 1150 года в черниговском Спасо-Преображенском соборе хранятся мощи святого Игоря.
Но и там скульптор пытался изобразить не столько воинственного, сколько духовного правителя. Именно поэтому князь держит в руках Евангелие, а не меч. И эта его концепция явно пришлась по душе переделкинской пастве, которая ликовала.
Она радостно обтекала хрустящие новизной памятники, любовалась обликом храма и с особой приязнью сгущалась вокруг другого Игоря — Игоря Найвальта, председателя наблюдательного совета Балтийской строительной компании, мецената и идейного вдохновителя всей этой высокой красоты.
С ним фотографировались, ему читали стихи собственного сочинения — у людей душа пела, а этого он и добивался.
Помнится, когда собор еще только строился, а памятников не было и в проекте, я спросила его, каким он хотел бы видеть собор. Он ответил: таким, как праздник. Теперь вижу: все получилось.